Что делать, когда доминантное поведение собаки мешает жить? Доминанта в поведении

причины возникновения, профилактика и способы коррекции доминантного поведения у собак

Навигация по статье:

Доминантная собака – источник многих проблем и неприятностей для своих хозяев.

Непослушание, побеги, беспричинные нападения на других людей и животных, агрессия по отношению к хозяевам – все это может быть признаками ярко выраженной доминантной агрессии у собаки, которую вовремя не пресекли и позволили ей развиться.

К сожалению, свою жизнь такие собаки часто заканчивают в приютах или на столе у ветеринарного врача. Но если ситуация не сильно запущена, а у владельцев собаки есть твердое желание оздоровить отношения в паре «человек-собака», есть надежда на полное исправление означенных проблем.

Для начала разберемся с тем, что же можно считать доминантным поведением.

Принято считать, что доминантная собака – это собака, буквально терроризирующая своих владельцев. Это не совсем так. Собака, проявляющая агрессию – это уже последний этап развития ее деструктивного поведения. А признаки зарождающего доминирования могут выглядеть вполне безобидно – вот примерный перечень признаков доминантного поведения у собак.

Причины формирования доминантного поведения у собаки

Поведение домашней собаки определяется двумя факторами: инстинктами, которые ей достались от диких предков (пусть половина из них и растеряна в процессе одомашнивания) и поведения хозяина.

Большинство проблем в поведении собаки обусловлены неверным представлением человека – хозяина собаки - о тех самых инстинктах. Неверное толкование «собачьего языка», неумение заметить и погасить зарождающийся конфликт, невольное поощрение нежелательных действий собаки – все это в комплексе приводит к появлению поведенческих проблем у домашней собаки.
Доминантное поведение - не исключение.

Прежде чем заводить собаку, следует хотя бы немного изучить психологию этих животных. Собаки всегда живут в стае, где выстроена четкая иерархия между всеми ее членами. В зависимости от статуса каждый член стаи имеет набор прав и обязанностей.
Самое главное правило выживания и комфортной жизни в стае одно – беспрекословное подчинение вожаку, главе стаи.
Беря собаку в дом, люди забывают об этом правиле, и начинают общаться с собакой на равных.

Собака же воспринимает такое отношение как проявление слабости и приглашение занять место вожака. А как иначе? Природа не терпит пустоты. Если хозяин не занимает эту «вакансию», ее займет собака. Процесс превращения собаки в вожака вашей стаи зависит от многих обстоятельств, и в большей мере, от характера самой собаки.

Если она обладает мягким покладистым характером, это произойдет не так быстро, и доминирование собаки будет выражаться, в основном, в ее непослушании.

А собака с твердым, жестким характером займет пустующее место быстро, и возможно, будет проявлять агрессию.
Распространенной ошибкой многих начинающих собаководов является убеждение, что работать над воспитанием нужно только с крупными собаками, а маленькие собаки в дрессировке не нуждаются. Это заблуждение приводит к тому, что маленькие чи-хуа-хуа, той-терьеры и йоркшкирские терьеры, воспитанием которых вообще не занимались, становятся настоящими тиранами.

Профилактика доминантного поведения у собак

Чтобы ваши отношения с собакой строились на здоровой основе, достаточно с первых же дней появления щенка в вашем доме правильно вести себя с ним. Вот несколько рекомендаций.

Кормите щенка и собаку по команде. Подзывайте, ставьте с едой на пол и выдерживайте небольшую паузу, прежде чем сказать «Можно!», «Ешь!» или какую-то другую команду, которую вы выберете.

Во время кормления не оставляйте щенка одного. Наоборот, останьтесь возле него, отодвиньте от него миску. Придержите ее рукой, отодвигая щенка. Злоупотреблять такими действиями не стоит, но периодически проделывать это необходимо.
Таким образом вы закрепляете свое положение вожака, который в любой момент может вмешаться в трапезу более низкоранговых членов своей стаи.

Игра – важный элемент коммуникаций в стае. Используйте игру со щенком для его воспитания. Сами приглашайте щенка поиграть и заканчивайте игру по своей инициативе.

Не приучайте щенка получать что-либо по рыку или лаю.

Будьте умеренны в похвале. Хвалите щенка тогда, когда он сделал что-то правильно. Неумеренная похвала без всякого повода и постоянное сюсюканье вредны для щенка. Конечно же, мы не призываем вас держать малыша в черном теле – он должен получать от вас знаки внимания и поддержки, но когда ласки чересчур много, она обесценивается.

Собаке куда проще жить, зная, что хорошо, а что плохо. Когда нет четкой границы между этими понятиями, ей придется придумывать все самой. Не усложняйте жизнь своему питомцу.

Ни в коем случае не подкрепляйте нежелательное поведение щенка!

Регулярно занимайтесь дрессировкой с собакой. С воспитанной собакой общаться намного проще, к тому же сам процесс дрессировки предполагает подчинение собаки вашим требованиям. Это очень полезно для установления и закрепления иерархии в вашей «стае».

Коррекция доминантной агрессии у собак

Сразу заметим, что исправление огрехов в воспитании собаки – дело не очень простое, требующее определенных знаний, терпения и настойчивости.

Если ваша собака только делает попытки захватить власть, проконсультируйтесь с заводчиком или инструктором по дрессировке. Они подскажут вам правильную тактику для вашего конкретного случая.

Не переоценивайте свои силы. Если собака уже давно зашла за рамки дозволенного, а вы вдруг спохватились, что в ее поведении что-то не так, сначала взвесьте свои возможности. Одно дело – перевоспитывать избалованного спаниеля, совсем другое – вышедшую из повиновения кавказскую овчарку. Если не чувствуете в себе достаточно сил (прежде всего внутренней твердости), лучше откажитесь от этой затеи. Вступать в открытый конфликт с серьезной собакой, искренне считающей себя вожаком, может быть просто опасно.

Обратитесь за помощью к профессионалам. Неплохим вариантом решения проблемы может стать передержка для собак (гостиница для собак, пансион для собак), предоставляющая услуги по дрессировке или коррекции поведения. Удовольствие не из дешевых, но это возможность выйти из сложившихся обстоятельств, не прибегая к, например, усыплению потенциально опасной собаки.
Выбирая такой пансион, удостоверьтесь, что к животному не будут применяться никакие жестокие меры воздействия. Мало того, что это негуманно, это еще и малоэффективно. Собака может стать очень агрессивной или, наоборот, трусливой. И первый, и второй вариант очень опасны для дальнейшего совместного проживания.

Как можно корректировать доминантное поведение собаки в домашних условиях?

Вам придется полностью пересмотреть все ваши привычки относительно вашей собаки. В первую очередь это касается кормления собаки.
С сегодняшнего дня вы начинаете играть роль вожака: едите первым, не подкармливаете собаку со стола, даете ей пищу, разрешая есть только по вашей команде. Ставьте миску на пол, пока собаки нет на кухне или в том помещении, где вы ее кормите. Заводите собаку и удерживайте ее за ошейник какое-то время. Только потом давайте команду «Можно!» и отпускайте собаку.

Если собака агрессивно реагирует на ваши манипуляции с миской во время еды, будьте осторожны. Сразу лезть руками в миску не стоит. Действуйте так. Отпуская собаку к еде, держите ее на провисшем поводке. Во время кормления попросите кого-то из домочадцев придержать поводок или сами зафиксируйте собаку, привязав поводок к чему-нибудь так, чтобы в натянутом состоянии собака еле дотягивалась до миски. И спокойно уберите миску. Выдержите паузу. Снова дайте команду «Можно!», поставьте миску, отпустите собаку.
Если собака постоянно занимает ваше место в доме, не пересаживайтесь. Сгоняйте собаку. Ни в коем случае не бейте и не ругайте ее – просто берите за ошейник и стаскивайте. При попытке зарычать резко одерните ошейник – возможно, вам понадобится строгий ошейник (парфорс) и скомандуйте «Фу!» или «Нельзя!».

Убирайте собаку таким образом отовсюду, где ее присутствие нежелательно: с узкого прохода, с балкона, дивана, пуфика. Специально ходить за собакой по квартире не нужно – действуйте естественно, только тогда, когда она вам действительно мешает. На законном месте собаку трогать нельзя.

Вспомните занятия по дрессировке. Собаке будет полезно освежить не только свои знания, но и воспоминания о вас, как своем вожаке. Не хватайтесь сразу за весь набор команд, даже если собака когда-то их выполняла без проблем. «Ко мне», «Сидеть» и «Лежать» будет достаточно. Обязательно добивайтесь выполнения. Не отпускайте собаку с поводка, если потом вам сложно ее подозвать. Контролируйте все ее действия.

Нежелательные действия собаки (бросилась на прохожего, пробегающую мимо собаку, постоянно тянет на поводке) нужно корректировать резким рывком поводка и запрещающей командой. Команду нужно давать перед рывком.
Кроме рывков поводком можно использовать способ наказания, который собаки используют между собой. Вы когда-то видели, как сука наказывает провинившегося щенка? Выглядит это примерно так: мама берет малыша за «шкирку» (участок кожи в районе холки) и немного треплет. Более старших по возрасту собак наказывают, ухватив за холку и прижав к земле. Этот процесс сопровождается недвусмысленным рычанием собаки-воспитателя.

Попробуйте почувствовать себя мамой для вашего питомца. Пусть со стороны это выглядит несколько комично, такое наказание действительно эффективно.

Хватать зубами за «шкирку», конечно же, не нужно, а вот ухватить рукой, резко прижать к полу и грозно зарычать (да-да, именно зарычать) стоит попробовать.

Если ваш случай не очень запущенный, такой воспитательный прием поможет вам вернуть вашего зарвавшегося питомца «на землю».

Специалисты по дрессировке и коррекции поведения у собак рекомендуют также максимально нагружать собаку физически. Велосипедные прогулки,плавание, занятие на дрессировочной площадке – используйте все, что не запрещено вашей собаке по состоянию ее здоровья. Это полезно не только для поддержания физической формы, но и для выхода накопившейся энергии, которую собака могла бы направить в деструктивное русло.

ВК "Всё о собаках"

Новость отредактировал: maugli - 9-10-2017, 22:53

У приматов с иерархической организацией сообщества доминиро­вание тесно связано с размерами тела и превосходством в силе над другими членами группы. Коль скоро животное добилось доминиро­вания, оно будет стремиться сохранить его, демонстрируя свое пре­восходство заносчивым и самоуверенным видом и важной походкой. Такое поведение появляется всякий раз, как только подчиненные живот­ные начинают нервничать и волноваться. Только доминирующая особь может целиком посвятить себя своим занятиям; остальные животные значительную часть времени проводят, наблюдая за вожаком, а когда тот перемещается, они спешат изменить и свое местоположение.

Такой портрет вожака не так уж сильно отличается от того, как люди обычно представляют себе сильную личность, будь то мужчина или женщина ". У людей, однако, высокий рост и физическая сила далеко не всегда обеспечивают путь наверх в социальной иерархии, хотя иногда и помогают навязать свою волю другим. У людей бесспорное значение имеет взгляд: спокойный взгляд говорит о самообладании; упорный взгляд означает решительность; взгляд пронизывающий и остановив­шийся на человеке, пытающемся выделиться, может означать оценку или предупреждение, что лучше оставаться на своем месте.

Прямая посадка слегка откинутой назад головы, поднятый подбо­родок и опущенные уголки губ, выражающие презрение или погружен­ность в свои мысли, обыкновенно воспринимаются как притязание на доминирование.

Жесты и телодвижения свидетельствуют о степени внутренней на­пряженности. Несколько скованная или негнущаяся походка и поры-

Рис. 11.19. Социальная организация некоторых приматов (например, павиа­нов) може! дать человеку полезную информацию о механизмах социально­го поведения его собственного вида.

" Достаточно восстановить в памяти образ и установки таких людей, как .V Голль, Индира Ганди, Муссолини, Маргарет Тэтчер, Сталин или Пиночет.

Че ювек и другие люди 101

вистые или излишние жесты чаще всего связываются с подчиненностью. тогда как расслабленность тела со свободно висящими руками и сво­бодные движения бедер, придающие походке упругость, расцениваются как признаки доминирования ".

Как правило, именно доминирующая личность берет в свои руки инициативу в ситуациях, в которых участвуют и другие люди. Часто она чувствует, что вынуждена взять на себя ответственность в полной уверенности, что если не вмешаться, то ничего не получится. Сильная личность задает тон и в собраниях, приспосабливаясь к общему сию­минутному настроению, что позволяет ей играть ту роль, которая ей подобает. Такая личность редко руководствуется заранее спланирован­ным сценарием: она любит импровизировать. Она может позволить себе поздравлять друшх, ободрять их или хвалить в полной уверенности, что ее комплименты будут оценены. Наконец, она умеет проявлять внима­ние к слабым.

Хотя, бесспорно, подобные качества (если они не наиграны) дсйсгви-тельно присущи многим людям, пользующимся властью, само по себе их наличия еще не достаточно для того, чтобы их обладатель мог автоматически получить власть. Необходимо также, чтобы у него был вкус и склонность к власти, и особенно чтобы достижению власти помогали обстоятельства. Можно даже предполагать, что в челове­ческом обществе приход человека к власти в большей степени зависит от внешних факторов, чем от качеств личности. В самом деле, можно привести немало примеров вожаков разных групп, которым ни отры­вистая жестикуляция, ни низкий рост, ни даже ничем не примечательное поведение не мешали возноситься и удерживаться на вершине иерархии. Многие исследователи пытались выяснить, какие качества свойственны людям, обладающим одновременно и властолюбием, и способностью управлять другими людьми (Christie, 1970; Stagdill, 1974; Kaplowitz, 1976).

June 20th, 2013 , 07:54 pm

Возник вопрос. Если собака имеет явно доминантный характер, то должна ли она проявлять его даже тогда, когда хозяин для неё безусловный вожак и лидер? Другими словами, по собачьим законам, имеет ли право собака на проявление самостоятельности и лидерских качеств в обход своего вожака?
Теперь перейдём к сути дела. Имею доминантную собаку. Одна из проблем, собственно единственная проблема - её реакция на других собак в районе нашего проживания. Сама-то по себе реакция совершенно нормальная для доминантной собаки, но неудобная для меня. На меня она в такие моменты плевать хотела, всё её внимание приковывает собака и ведёт она себя в такие моменты как заправский гопник в режиме активного отжима. Правда отжимать нечего, но не в этом дело.))) В общем, кто имел дело с доминантными собаками, меня поймёт.
Когда это у неё началось, в подростковом возрасте, я сразу не просёк её мотивов (не имел до этого дела с доминатными собаками) и начал с рывков поводком. Быстро увидел, что это не помогает, даже усугубляет и тогда начал её подавлять физически. Пытался «гасить» силой, как мог, собачка не маленькая, её особо-то не загасишь. Эффект нулевой. Но я понимаю, что по собачьим меркам моё физическое воздействие для неё - это тьфу и растереть. Ну не избивать же мне её. Тогда я попробовал в корне другой путь. Я перестал её наказывать, а стал предлагать альтернативу в виде команды «сидеть» и активного лакомства за выполнение команды и контакт со мной. То есть вместо подкрепления возбуждения перешёл к его успокоению. Отчасти это работает, но лишь отчасти. Наличие собаки в поле зрения её всё равно сильно возбуждает, а если та ещё и рыпнется, то тут уж моя забудет любые вкусняшки и только поводок помешает ей пойти на разборку.
И вот что хотелось бы понять. Это нормально, что она проявляет такую самостоятельность или я для неё не слишком авторитет? Или от доминантной собаки бессмысленно ждать раболепия и полной покорности? Почему она продолжает гнуть своё, несмотря на мои крайне внушительные убеждения этого не делать? Недостаточно внушительно убеждаю? Или просто у неё темперамент такой и полностью подавить его нельзя?

У человека множество потребностей, производных от четырех базисных:
- потребности в веществе и энергии;
- потребности в безопасности;
- потребности в продолжении рода;
- потребности в новой информации.

Вместе с тем известно, что в центральной нервной системе не бывает «путаницы» при удовлетворении потребностей: как только определится, какая потребность получает право быть удовлетворенной в первую очередь, так ей и подчиняется поведение. Как правило, не бывает так, чтобы, начав удовлетворять какую-либо важную потребность, человек «оставлял» ее и хватался за что-либо другое, начинал действия, важные для удовлетворения другой потребности. Иначе говоря, хаоса в удовлетворении потребностей, тем более базисных, не бывает: он не совместим с жизнью.

У нормального индивида поведение, как правило, объяснимо, предсказуемо, упорядоченно, внутренне цельно и логично. Напротив, при каких-либо нарушениях функционирования головного мозга поведение может стать нелепым, нелогичным, неупорядоченным, «судорожным».

Упорядочение потребностных циклов (и соответствующих им потребностных возбуждений) в единую поведенческую структуру происходит за счет формирования доминанты. Доминанта - это специальный механизм удержания приоритета той потребностью, удовлетворение которой уже началось. Этот особый механизм позволяет потребности удовлетворяться до конца, обеспечивая полноту и надежность ее удовлетворения в условиях различных внешних помех и в условиях возможной актуализации других потребностей.

В ходе эволюции в головном мозге сформировалось несколько функциональных центров («блоков»):
- центр базисных жизненных функций (продолговатый мозг): центры дыхания и кровообращения;
- центр формирования побуждений к тому или иному виду жизнедеятельности с точки зрения удовлетворения базисных потребностей (гипоталамус: пищевой, половой и т.д.); потребностное возбуждение возникает здесь и именно отсюда распространяется на другие отделы центральной нервной системы);
- центр все более полной, гибкой и точной оценки степени и стоимости удовлетворения в различных ситуациях потребностей и выбора в соответствии с этим наиболее эффективных способов поведения (лимбическая система);
- центр прогнозирования событий внешнего мира и формирования моделей собственного поведения ради удовлетворения потребностей, надежного функционирования организма и поддержания жизнедеятельности (кора больших полушарий головного мозга и особенно лобные ее доли).

Наряду с этим постепенно сформировалась система энергетического обеспечения деятельности всех этих центров и головного мозга в целом - ретикулярная формация.

Доминанта (от лат. domimns - господствующий) - понятие, предложенное А.А. Ухтомским, обозначающее господствующий в тот или иной временной отрезок очаг физиологического возбуждения в центральной нервной системе, на который происходит «переключение» раздражителей, которые обычно индифферентны относительно этого очага. За счет этого возбуждение «накапливается», а работа других нервных центров тормозится. Включает в себя нервные центры, имеющие корковую локализацию, и субкортикальные компоненты, совместная работа которых находит свое выражение в вегетативной и гуморальной динамике. Доминанта характеризуется повышенной возбудимостью, стойкостью возбуждения, суммативностью последовательно приходящих нервных импульсов, что является нейрофизиологической основой направленного поведения.

Доминанта обеспечивает:
- первоочередность данного нейропсихического процесса или явления перед другими до его собственного естественного завершения;
- обязательность реализации психического процесса или явления до его собственного естественного завершения;
- обеспечение полноты реализации психического процесса или явления (доведения до завершения действий, направленных на удовлетворение потребности).

Свойства доминанты:
- Способность к суммации (накоплению) возбуждения под влиянием приходящих нервных импульсов.
- Инертность (в положительном смысле): способность удерживать в себе и продолжать уже начавшееся возбуждение.
- Способность подчинять себе другие нервные центры (т.е. как бы отнимать энергию, за их счет увеличивая собственную, в этом и заключается смысл термина "доминирование".

А.А. Ухтомский приводит следующие характеристики доминанты :
- повышенная возбудимость того или иного центра, чтобы он стал способен принимать приходящий импульс;
- стойкость возбуждения («возбуждение не должно быть мимолетным во времени»); вероятно, чем больше нервных элементов участвует в констелляции доминанты, тем дольше она не может «успокоиться», однажды придя в состояние возбуждения, тем больше будет ее инерция, тем длительнее ее влияние на течение реакции в организме.

Колесов Д.В. утверждает, что существуют два основных стимула:
- стимульное возбуждение - возбуждение в ответ на стимул;
- потребностное возбуждение - возбуждение как результат отсутствия стимула. При этом отсутствие не всяких стимулов возбуждает центральную нервную систему, а только тех (стимулы внешней среды), которые связаны с удовлетворением какой-либо потребности.

Потребностное (депривационное) и стимульное возбуждения - два различных и самостоятельных вида возбуждений, играющих различную роль в осуществлении процессов жизнедеятельности и соответственно в удовлетворении потребностей. Потребностное возбуждение имеет приоритет перед стимульным в удовлетворении всех потребностей, за исключением потребности самосохранения, где они совпадают.

Доминанта формируется путем распространения потребностностного возбуждения на те или иные отделы центральной нервной системы И только после этого и в результате этого они обретают способность воспринимать ранее индифферентные для них стимулы а также способность суммировать и удерживать стимульные возбуждения (т.е. реализовывать свойства нервных клеток к инерции состоянии и суммации возбуждений).

По существу доминантной на время становится вся та нервная «территория», на которую распространилось потребностное возбуждение. Это распространение - фактор объединения центров (единым состоянием!), после чего на всей их совместной территории становится возможной суммация стимульных возбуждений а затем формирование совокупности исполнительных элементов И наконец, команда к действию - действию до того самого момента когда потребность будет удовлетворена. После этого потребностное возбуждение угасает - потребностное побуждение прекращается Следовательно, угасает и сама доминанта.

Существует механизм, который поддерживает вероятность ее возобновления: механизм проторения (принцип «проторенного пути»). Суть его в том, что нечто однажды произошедшее может повториться с большей вероятностью, чем возникновение чего-то совсем иного. В его основе - следы предшествующих возбуждений имеющие, возможно, и структурное (морфологическое) основание" Интенсивность и устойчивость этих следов - один из важнейших механизмов обучения, запечатления («импринтинга») и установки

Следует различать не только два вида возбуждения, но и два вида доминант:
- доминанта отношения;
- доминанта исполнения (рабочая доминанта).

Вторая формируется на «территории» первой путем суммации стимульных возбуждений в тех именно участках доминирующей констелляции центров, которые позволяют удовлетворить данную потребность наиболее полно именно в данных условиях. Доминанта отношения выражает саму природу потребности, а рабочая доминанта - возможность реализовать эту потребность в конкретной ситуации конкретными действиями, т.е. в пределах единичного по-требностного цикла.

У каждой потребности есть ядро, а в нем две части: генератор возбуждения и модель потребного результата. Ядро потребности - группа клеток гипоталамуса, способных вырабатывать нервные импульсы, распространяющиеся на другие отделы центральной нервной системы, а от них в конечном счете в виде специальных команд -на исполнительные органы. Исполнительная система воздействует на объект потребности, вследствие чего с ним происходят необходимые изменения.

У каждой из базисных потребностей свои причины для возрастания активности генератора возбуждения в ее ядре. У потребности в веществе и энергии - снижение во внутренней среде организма содержания необходимых для продолжения жизни существа веществ. У потребности в воспроизведении потомства - ослабление следов (впечатлений) от предыдущих взаимодействий с представителями другого пола, некое состояние специфической (сексуальной) депри-вации. У потребности в самосохранении, напротив, поступление в ядро потребности информации, свидетельствующей об опасности.

Соответственно потребным результатом для первой из этих потребностей будет появление во внутренней среде организма в нужном количестве нужных веществ, для второй - получение существом должного количества ощущений от взаимодействия с представителем другого пола, для третьей - прекращение информации об опасности.

Совпадение реально достигнутого результата с моделью потребного результата, с тем, что требовалось, вызывает ощущение удовлетворенности, удовольствия. Это удовольствие есть сигнал полного совпадения достигнутого с необходимым. Но у него есть и еще одна, и очень важная функция: оно способствует закреплению избранного способа действий (оказавшегося удачным, поскольку удовлетворение было достигнуто) - объективно как необходимого, субъективно как наиболее приятного. Доминанта совершенствуется по мере накопления жизненного опыта. В ходе накопления опыта успешных действий доминанта совершенствуется благодаря участию гедонического механизма, и все ненужные (лишние) движения или действия для удовлетворения потребности впредь отпадают.

Ныне подчас подчеркивают, что явление доминанты первым заметил не А. А. Ухтомский, а в 1881 г. – Н. Е. Введенский, в 1903 г. – И. П. Павлов, в 1906 г. – Ч. Шеррингтон, а сам А. А. Ухтомский – в 1904 или даже в 1911 г. Но дело не в наблюдении и констатации факта, а в формулировании закономерности или принципа и в создании теории. Идея доминанты была изложена А. А. Ухтомским в 1923 г. в работе "Доминанта как рабочий принцип нервных центров". Это было почти сразу после смерти его учителя Н. Е. Введенского (1922 г.), хотя, согласно воспоминаниям А. А. Ухтомского, он стал излагать студентам идею доминанты приблизительно в 1920 – 1921 гг. Впрочем, как мы только что видели, и термин "доминирование" в прямо относящемся сюда смысле, и содержание концепции уходят корнями в наследие Шеррингтона и еще более Введенского. При этом, однако, сам А. А. Ухтомский долгое время преувеличивал расхождение своей концепции со взглядами учителя, т.е. Н. Е. Введенского, как и с направлением И. П. Павлова. Лишь потом его озарило сознание, что его учение о доминанте поистине вытекает из представлений Введенского, в том числе о пессимуме, парабиозе и истериозисе. И еще позже убедился он, что многое в его принципе доминанты гармонически сочетается и рационально размежевывается с павловскими условными рефлексами. Впрочем, как увидим, в вопросе о торможении осталось глубокое расхождение.

На рецепторные поля организма, на его рецепторы внешней среды (экстерорецепторы) и своей собственной внутренней среды (интерорецепторы, а также рецепторы собственных движений – проприорецепторы) воздействует в каждый данный момент великое множество разных раздражающих агентов. Ведь среда постоянно меняется то медленно, то быстро, мало того, бодрствующий организм сам ускоряет и разнообразит смену принимаемых раздражений своей неугомонной активностью, движениями, "подставляясь" под новые и новые агенты. Физиолог должен примирить это с тем фактом, что в каждый момент наблюдается в общем один какой-то ответ, одна деятельность или даже одно движение, а не великое множество условных и безусловных рефлексов по числу атакующих раздражении. Рефлексы бы сталкивались между собой и в полном смысле взорвали бы организм в первый же миг его существования. Отсюда вслед за Шеррингтоном мысль А. А. Ухтомского: "Все разнообразнее и обильнее сказывающаяся взаимная зависимость между объемом рецепции животного и его образом поведения не допускает более старого представления об организме как о пачке независимых друг от друга рефлекторных дуг". Нет, оказывается, рефлексы работают под лозунгом "все за одного, один за всех".

А. А. Ухтомский в работе "Парабиоз и доминанта" пояснил это с помощью терминов и образов, заимствованных из технической механики. Во всякой полносвязной системе, в том числе в машине, составляющие ее твердые тела части, детали так сочленены между собой, что оказываются исключенными все движения, кроме одного. В направлении этой единственной оставшейся "степени свободы" разряжается приложенная энергия и совершается работа. В технических механизмах сама форма соприкасающихся поверхностей тормозит движения во всех других направлениях, кроме одного. Но в организмах полносвязность скелетно-мышечных систем обеспечивается отнюдь не формой поверхностей твердых тел, нет, здесь преобладают сочленения о двух или даже о трех степенях свободы. Кисть руки относительно туловища обладает семью степенями свободы, т.е. практически ее перемещения относительно туловища ограничены только длиной костей, в основном она как бы не имеет связи с ним. По подсчету О. Фишера, учитывая возможные перемещения между корпусом, головой и конечностями, мы находим в нашем теле не менее 107 степеней свободы. И это не считая движений лица и движений внутри корпуса. В скелете же, освобожденном от мягких частей, число возможных перемещений еще больше.

Это значит, продолжает Ухтомский, что тело и скелет не представляют собой механизма: ведь механизм характеризуется одной степенью свободы, т.е. сохранением возможности лишь для одного движения (или немногих) при исключении, иначе -торможении множества других движений. Значит, в живом теле потенциально заключено очень много механизмов. Всякий отдельный сустав тела способен образовать столько механизмов, сколько в нем степеней свободы, но он не образует ни одного из этих механизмов, пока все степени свободы открыты одинаково. Благодаря тому, по словам А. А. Ухтомского, что механизмы в живом теле осуществляются не раз навсегда пригнанной формой сочленений (как в технических механизмах), но подвижным распределением мышечных тяг и сопротивлений, приобретается то замечательное обстоятельство, что живое тело представляет собой не единую, раз навсегда определенную машину, но множество переменных машин, которые могут калейдоскопически сменять друг друга, используя одни и те же сочленения и лишь градуируя иннервацию работающих мышц. Тело представляет собой множество сменяющих друг друга машин, своевременно и пластически приспосабливающих его к условиям момента, однако лишь если в каждый отдельный момент имеется одна определенная степень свободы и энергия направляется на выполнение одной очередной работы. Это значит, что все остальные должны быть в этот момент исключены, устранены, заторможены.

Следовательно, половина дела или даже наибольшая половина – торможение. Уже даже в простейших технических приборах, говорит Ухтомский, осуществление механизма предполагает устранение (торможение) множества возможных перемещений ради сохранения немногих или одного. Тем более в теле животного механизмы осуществляются настолько, насколько устраняются (тормозятся) множества движений ради использования немногих степеней свободы или, еще лучше, одной степени свободы.

Здесь мысль А. А. Ухтомского достигает кульминационной точки, критического рубежа. Не вытекает ли из этого рассуждения, что физиолог должен обратить главное внимание на это количественно господствующее явление, торможение, и допустить, что оно поглощает подавляющую массу рабочей энергии организма? Но А. А. Ухтомский отказывается от этого логичного шага. Он пишет: "В нашем теле исключение движений, необходимое для образования механизмов, достигается, как мы видели, активным вмешательством мышц, и уже это делает тем более очевидным, что формирование полносвязных систем в нашем теле само по себе требует затраты энергии на работу торможения рядом с энергией, идущей, собственно, на рабочий эффект очередного механизма. И здесь также может быть речь лишь о том, чтобы формирование механизмов было по возможности экономнее в том смысле, чтобы устранение движений обходилось как можно дешевле, а наибольшая часть разряжающейся энергии шла на динамический эффект".

Вот тут и возникает возражение. Откуда вытекает этот принцип экономии, почему торможение должно обходиться "дешевле"? Вся предшествовавшая логика могла привести к обратному предположению: раз надо затормозить n степеней свободы и оставить одну, значит, и расход энергии мог бы относиться как n :1, а может быть, и как nх :1, если допустить, что энергетический коэффициент торможения вообще в х раз больше динамического эффекта. Даже в этом последнем допущении нет ничего биологически абсурдного, ибо, как показал автор, затрата эта все равно вкладывается в формирование данного биологически необходимого механизма и в обеспечение его эффекта, а не идет на какие-то побочные цели. А. А. Ухтомский исходит из недоказанного постулата экономии затрат на предпосылку действия, тогда как сомнительно вообще высчитывать, что дороже, что дешевле, если все идет в общее дело. А. А. Ухтомский критикует физиолога А. Хилла за его расчеты, из которых необходимо следовал вывод, что "мышца, играющая роль всего лишь задержки, т.е. использующая свой механический потенциал для "статической работы", действует с громадным перерасходом энергии...". Это представляется ему невозможным. В другой работе – "Доминанта как рабочий принцип нервных центров" – сам А. А. Ухтомский подошел было к гипотезе, что, может быть, на совокупность центров, подлежащих сейчас торможению, падают импульсы не такие, какие нужны для положительной работы тех же центров, а именно для торможения падают усиленные или учащенные импульсы, а для положительной работы – редкие и умеренные. Однако он отверг эту гипотезу (хоть она в немалой мере соответствовала бы нейрофизиологическим представлениям Н. Е. Введенского) с той же "экономической" мотивировкой: предположить это, пишет он, "значило бы допустить, что работа нервного механизма рассчитана на невероятно расточительную трату энергии". Какой недостаточный аргумент! Сколько фактов свидетельствует о расточительности живой природы. Здесь сравнение с технической механикой твердых тел завело слишком далеко.

А. А. Ухтомский как бы чувствовал зыбкость почвы в этом вопросе, снова и снова возвращался к нему. Однажды он попробовал разграничить расходы энергии на проводящих нервных путях и в исполнительных мышечных органах. Он готов уже допустить, что торможение на проводящих путях обходится дороже, чем проведение возбуждения, но утверждает, что для общего энергетического баланса это малосущественно, ибо подавляющая часть энергии расходуется на рабочие, исполнительные органы. "Энергетическое хозяйство организма в целом заинтересовано преимущественно в экономном расходовании потенциалов станций назначения мышц. По-видимому, некоторая неэкономность работы допускается в нервной сети ради того, чтобы оградить мускулатуру от неэкономной траты". Все это имеет характер не эмпирический, а априорный: ведь никто еще не отделил настолько работу, выполняемую нервными окончаниями в мышце, от работы мышцы.

Так определился выбор направления мысли А. А. Ухтомского. Хотя положительную работу и сопряженное с нею торможение всех ненужных в данное время рабочих возможностей организма он всегда рассматривал как две половины принципа доминанты, две равноправные стороны единого акта и хотя вторую половину, торможение, он рассматривал не как бездействие, а как специфическую и очень важную работу, на деле он уделял главное внимание первой половине. Сопряженное торможение осталось в системе А. А. Ухтомского на заднем плане. Однако изредка в его словах звучит предвидение, что будущая наука переменит это соотношение. Так, из одной его неопубликованной работы Ю. М. Уфлянд цитирует такие вещие слова: "Будущее более конкретное и содержательное понимание доминанты и ее законов будет почерпнуто более всего именно из познания тех изменений, которые ею вносятся в течение прочих реакций в теле". Это будущее еще только наступает.

Каково же наличное "менее конкретное и содержательное" понимание доминанты и ее законов?

А. А. Ухтомский нашел удивительно глубокое и простое физиологическое построение. Мозговой очаг единственной степени свободы, открывающейся в данный момент, сам и тормозит все остальные степени свободы, так как оттягивает на себя от соответствующих центров направляющееся к ним нервное возбуждение. Вот почему все поступающие раздражения, которые должны были бы вызывать одновременно множество всяческих рефлексов, не взрывают организм, а содействуют эффекту одной рефлекторной дуги, в данный момент господствующей, доминирующей, т.е. экспроприирующей все прочие возможные. Почему доминирует именно она? Это подготавливается предшествующей "историей" данных нервных центров, например накоплением интероцептивных или гормональных, химических сигналов о готовности какого-то биологического акта, о его неотложности; в условиях эксперимента доминанта может быть подготовлена прямым воздействием слабого электрического тока или, скажем, стрихнина на нервные центры. Доминантная группа нервных центров (в большинстве случаев неправильно говорить об одном центре: выражения центр или очаг доминанты служат лишь условным сокращением для обозначения "констелляции" взаимосвязанных в данный момент систем на всех этажах -корковом, подкорковом, в автономной и симпатической нервной организации, в механизме гуморальной регуляции) характеризуется: 1) высокой возбудимостью, 2) способностью стойко удерживать свое возбуждение, 3) суммировать в себе возбуждение от вновь и вновь приходящих нервных импульсов. А. А. Ухтомский придавал большое значение четвертому признаку – инертности этих свойств в доминирующей группе нервных центров: доминанта "настаивает на своем". Доминанта – явление более или менее длительное, поэтому школа А. А. Ухтомского в быстро преходящих рефлексах не усматривает состояния доминанты. Но доминанта всегда временна. Ее купирует либо полное завершение биологического акта, либо прекращение по другим причинам ее подкрепления адекватным раздражителем, либо подавляющая ее конкуренция со стороны подготовившейся (или подготовленной экспериментатором) более мощной группы центров. К еще одной причине торможения доминанты мы вернемся ниже.

В качестве наиболее наглядных примеров доминанты физиологи обычно указывают на такие акты, сложные рефлексы, которые от начала до завершения требуют известного промежутка времени. Таковы дефекация, мочеиспускание, еда, родовой акт, половой акт. Пока совершается такой цепной рефлекс, животное как бы приковано им, оно слабо реагирует или вовсе не реагирует обычными рефлексами на изменения внешней обстановки. А. А. Ухтомский любил повторять, что он впервые обнаружил явление, позже названное доминантой, когда приготовленная для лекционной демонстрации кошка на раздражение двигательных центров вместо ожидаемого двигательного рефлекса ответила рефлексом дефекации. То же самое установил он на акте глотания. Раздражения, которые по своей природе должны были бы вызывать строго определенный рефлекс, лишь усиливают протекающий в это время или подготовленный совсем иной рефлекс, тогда как нормально вызываемый ими рефлекс даже вовсе не возникает. В качестве классического примера приводят также опыт Ю. М. Уфлянда: у лягушки-самца весной очень сильна доминанта "обнимательного рефлекса", служащего для удерживания самки передними лапками, и тогда электрическое раздражение задних лапок вызывает не обычное отдергивание их, но только усиление этого обхватывающего движения передних конечностей.

Однако А. А. Ухтомский трактовал доминанту не как сумму примеров, а как универсальный принцип работы нервных центров, иначе говоря, как общий закон межцентральных отношений в живом организме. Надо заметить, что для такого широчайшего обобщения в немалой мере служили ему наблюдения над психической жизнью человека. Мы встречаем у него много примеров из классической художественной литературы, обобщений опыта, педагогических и психологических знаний. Установка личности, внимание, абстракция, идеал, настроение – все это призвано иллюстрировать принцип доминанты. И. П. Павлов не столь легко переносил на человека обобщения, сделанные на животных. Конечно, они оба исходили из замысла И. М. Сеченова найти общие для хладнокровных и теплокровных, для животных и человека, для бессознательного и сознательного в поведении человека физиологические механизмы. Но насколько И. П. Павлов с осторожностью на деле избегал человека, а если уж занимался им то предпочтительно больным, т.е. человеком в его регрессии и диссоциации, настолько А. А. Ухтомский свободно и охотно переходил от физиологии животных к высшим духовным действиям и свойствам людей. Впрочем он отличался от И. П. Павлова и столь же прямым ходом (вслед за Н. Е. Введенским) от цельного организма животного к изолированному нерву, к отдельному волокну нервной системы. Вовлекает он в поле зрения и одноклеточных.

В широком смысле принципу доминанты подчиняются и рефлексы спинного мозга, и рефлексы мозгового ствола и условные рефлексы, и процессы ассоциации, и те интегральные образы, в которых человек воспринимает окружающую среду. На всех уровнях А. А. Ухтомский обосновывал теорию доминанты как общего принципа нервной деятельности, не менее важного, чем сам принцип рефлекса. Но в теории доминанты при всей ее научной привлекательности есть роковое неустранимое слабое место.

Доминанта суммирует в себе возбуждения от разнообразных приходящих импульсов. Она останавливает все деятельности, какие возможно, без нарушения неотложных жизненных функций, чтобы самой овладевать возбуждающей их энергией, она накапливает в себе возбуждение, идущее в центральную нервную систему со всех рецептивных точек периферии. Бесконечно ли, неограниченно ли число этих нервных возбуждений, которые доминанта может в себе суммировать? Логика требовала бы положительного ответа. Но действительность решительно опровергает это.

Идея суммирования возбуждения восходит к представлениям об "общем пути" и "общем конечном пути", разработанным Ч. Шеррингтоном. Тут есть и анатомическая сторона – слияние разных периферических импульсов на ограниченных центральных проводящих путях и на тесных конечных эффекторных путях, но есть и чисто функциональная – общая природа нервных волн, или импульсов, делает возможным их объединение и скопление. Н. Е. Введенский рассмотрел все это пристальнее и выдвинул представление о пессимуме – такой силе и частоте раздражении, которая превращает возбуждение нерва или нервного центра в торможение. На базе такого состояния нервного субстрата возникает функциональное явление парабиоза: стойкого, неколеблющегося возбуждения, когда ткань утрачивает проводимость, следовательно, приобретает признаки торможения.

Но ведь тем самым доминанта, стойко суммируя возбуждения, должна оказаться вовсе не действенным созвездием центров, а, напротив, наиболее глубоко заторможенным. Как ученик Н. Е. Введенского, А. А. Ухтомский не мог не усмотреть этой неумолимой логики, этого грозного препятствия, возникающего на пути его представления о доминанте. Приведу два отрывка из его работ "Парабиоз и доминанта" и "Доминанта как фактор поведения".

"До сих пор мы говорили о торможениях, сопряженных с течением доминанты, одновременных с возбуждениями в доминирующем центре. Надо сказать о торможении, предостерегающем (подстерегающем. – Б.П .) доминанту на ее собственном пути развития. Все изложенное... о парабиозе приучило читателя к мысли, что суммирование и накопление возбуждения в физиологическом приборе носит в себе уже все элементы к тому, чтобы в следующий за тем момент времени в том же приборе наступило торможение. Нет необходимости в том, чтобы на доминантном пути произошел конфликт возбуждений с возбуждениями, привходящими со стороны других путей. На своем собственном пути возбуждения, доведенные до кульминации, приведут к торможению под влиянием тех же самых факторов, которые перед тем производили суммирование. Чуть-чуть учащенные или усиленные волны при одном и том же функциональном состоянии центрального прибора переведут его возбуждение в торможение. И при одних и тех же частотах и силах приходящих волн малейшее изменение в состоянии функциональной подвижности прибора переведет его былую экзальтацию в торможение. Нужна весьма тонкая регуляция силы и последовательности возбуждающих импульсов, с одной стороны, и функционального состояния прибора – с другой, если хотят поддерживать определенную доминанту и определенную направленность действия в механизме на одной и той же высоте. Иначе доминанта как известная односторонность действия сама в себе носит свой конец".

В другой раз – о том же самом. "Для нашей лаборатории процесс возбуждения самым интимным и непосредственным образом связан с процессом торможения, т. е. один и тот же рефлекс, протекающий на наших глазах при тех же раздражениях, только несколько учащенных или усиленных, а также при изменившихся условиях лабильности в центрах, может перейти в явления тормоза в этих же самых центрах. Это то, что носит название "физиологического пессимума", исходя из которого Введенский развивал теорию парабиоза. С этой точки зрения нужно ожидать, что возбуждение в доминантном очаге, перешагнув через известный максимум, тем самым предопределено перейти в свою противоположность, т.е. затормозиться. Значит, если вы хотите поддерживать определенный вектор поведения, определенную деятельность. на одной и той же степени, вы должны все время в высшей степени тонко учитывать изменяющуюся конъюнктуру в раздражителях и в центрах, степень возбудимости доминирующего центра, отношение ее к возбудимости соседних центров, отсюда возможность или невозможность выявления доминантных очагов и, соответственно с этим, рассчитывать частоты и силы тех раздражении, которые продолжают вноситься в центры. Если вы хотите поддерживать один и тот же вектор на одной и той же высоте, нужно все время, я бы выразился, воспитывать данную доминанту, тщательным образом обихаживать ее, следить за тем, чтобы она не перевозбуждалась, не перешагнула известной величины, а все время соответствовала бы текущим условиям в центрах, с одной стороны, и в окружающей обстановке – с другой".

Как видим, в поисках выхода из получающегося тупика Ухтомский переносит вопрос в практическую, воспитательную плоскость: "если вы хотите", как искусственно поддерживать доминанту. Здесь физиолог, изучающий саморегуляцию организма животных, перевоплощается в некоего тренера. Вероятно, он имеет в виду даже преимущественно воспитание доминанты у человека. Но нам интересна сама физиологическая констатация: доминанте неминуемо грозит гибель от притока дальнейших возбуждений, а так как она сама и привлекает их, значит, ей "предопределено" самозатормозиться – она "сама носит в себе свой конец". Где же этот рубеж? Ответы А. А. Ухтомского не содержат определенности: "перешагнув через известный максимум", "не перешагнула известной величины", "чуть-чуть". Вводится обязывающее понятие "кульминация" возбуждений, необходимо приводящая к торможению. Отсюда следует сделать вывод, что доминанта налицо только на нижележащем уровне, до кульминации, т.е. когда отнюдь не все возбуждения, идущие от чувствующих нервных окончаний, суммируются в одном центре.

Не противоречит ли это самой схеме доминанты? Остается ведь единственно возможное умозаключение, что, если доминанта полностью удовлетворяет своему определению, возбуждение предопределено перейти в свою противоположность, в торможение, а доминанта – исчезнуть.

А. А. Ухтомский приложил огромные усилия мысли, спасая свою идею доминанты от этого замкнутого круга. Тут надо отметить не только вот эту попытку соскользнуть на почву нестрогих рекомендаций воспитателю доминанты, не идущих к объективному анализу самого биологического механизма. Отступление с боями от универсальности доминанты можно подметить и по важным другим направлениям.

Это, в частности, введение понятия созревания или формирования доминанты. Мы с удивлением узнаем, что доминанта, собственно, является доминантой не когда она сформировалась, а лишь пока она формируется, не когда созрела, а пока созревает. Только поначалу, только в ранней стадии формирования доминанта как очаг, вернее, констелляция центров повышенного возбуждения первая отвечает на диффузную иррадиацию всяческих импульсов возбуждения, захватывает их. Только на этом этапе начального генерализованного возбуждения происходит рекрутирование избыточных, не необходимых, ненужных импульсов и групп нервных клеток доминантной констелляцией центров. Тут доминанта "настаивает на своем", но в следующий же момент своей жизни" (дабы не перевозбудиться и не впасть в парабиоз и торможение) она переходит к выключению ненужных участников, переходит от диффузной отзывчивости на любой раздражитель к избирательному реагированию только на адекватные раздражения, создавшие ее. Это, оказывается, и есть созревание доминанты. Теперь, когда она созрела, "из множества. новых, "не идущих к делу" подкрепляющих впечатлений... происходит подбор и отметка "пригодного", "нужного", "имеющего непосредственную связь"".

Но тем самым возрождается исходный вопрос: а куда направляются "ненужные" раздражения? Почему надо было иллюстрировать принцип доминанты примерами с дефекацией и глотанием, если они вовсе не характеризуют механизм созревшей, сложившейся доминанты, а лишь созревающей и складывающейся? Наконец, чем же такой механизм отличается от механизма, исследованного И. П. Павловым, где, с активными в настоящий момент центрами, например пищевыми, после преодоления начальной иррадиации возбуждающих факторов нормально вступают в связь только адекватные, "идущие к делу" раздражения?

Вот другое направление отступления от универсальности доминанты. В заключении к работе "Парабиоз и доминанта" Ухтомский предлагает схему, где он допускает три разных принципа, расположив их по степени удаления от уровня покоя организма в зависимости от силы раздражения. Вблизи оси покоя, т.е. при слабейших раздражениях, действует принцип Икскюля: возбуждение направляется к наиболее покоящемуся центру. Это реакции, противоположные принципу доминанты. Вдали от оси покоя, т.е. при сильнейших раздражениях, действуют реакции по принципу Геринга – Брейера: возбуждение, "близкое к кульминации", раздражениями не увеличивается, а, напротив, останавливается и переводится в обратные, противоположные реакции. Этот принцип опять-таки противоречит принципу доминанты. И только между обеими крайностями лежит зона, где принцип доминанты Ухтомского выполняется. Это развитие возбуждения, на полном ходу реакции, когда оно направляется к центру, в данный момент наиболее деятельному, т.е. когда раздражения подкрепляют имеющуюся реакцию. Широка ли эта средняя зона, не очень близкая к оси покоя и не очень удаленная от нее? Автор не разъясняет этого, но логика вещей заставляет считать, что она узка сравнительно с обеими другими.

Таким образом, область действия принципа доминанты и этим рассуждением крайне ограничивается. Может показаться, что в этом случае нет отступления именно перед неизбежностью для доминанты "перейти в свою противоположность, т.е. затормозиться". Но на деле, как станет очевидно ниже, именно этот самый призрак воплощен здесь в принципе Геринга – Брейера. Возбуждение, приближающееся к кульминации, несет смерть доминанте, хотя ее природа как раз побуждает ее идти к кульминации.

Еще одна линия обороны: Ухтомскому представлялось, что он спасет доминанту от этого неминуемого самоубийства, если строго разделит понятия "сила (степень) возбуждения" и "накопление (суммирование) возбуждения". Вот характерные отрывки на эту тему из работы "О состоянии возбуждения в доминанте " (1926 г.).

"Здесь я в особенности подчеркну значение третьего пункта в предотвращение неосторожного приписывания доминанте "сильного", а тем более "чрезмерно сильного" возбуждения. Отнюдь не в том дело, чтобы возбуждение в центре было заранее велико, ибо, если оно заранее велико, это может вредить образованию в нем доминанты в силу указания Введенского, что возбуждение, близкое к кульминации, легко переводится в pessimum добавочными раздражениями, и тогда доминанта не будет образовываться, а будет, напротив, гаситься новыми доносящимися до нее импульсами. Дело именно в том, чтобы за время самого действия дальней иррадиации центр оказывал способность (? – Б.П .) усиливать по ее поводу свое возбуждение, копить и суммировать его".

"Со своей стороны я всегда остерегался от приписывания доминанте сильного возбуждения и, надеюсь, нигде не дал повода для этого. Повод мог дать М. И. Виноградов (ученик Ухтомского. – Б.П .), который вопреки моим предупреждениям говорил о доминанте как о сильном возбуждении. Когда он писал свою работу, я говорил ему, что доминанта утеряла бы для меня весь интерес, если бы дело сводилось к элементарной разнице в силе "субдоминантных" и "доминантных" возбуждений; и я предупреждал также, что, не допуская со своей стороны лабораторного деспотизма, я оставляю за собою протест в печати".

"Подчеркиваю, что не сила возбуждения в центре в момент доносящегося к нему случайного импульса, а именно способность (? – Б.П .) усиливать (копить) свое возбуждение по поводу случайного импульса – вот что делает центр доминантным".

Вдумаемся в эти настойчивые разъяснения. Их направляет все тот же грозный призрак: угашение доминанты, торможение, подстерегающие ее, как только возбуждение в этом доминантном центре обретет силу, достигнет высокой степени. Вот этой угрозы и не охватывал взгляд М. И. Виноградова. Поскольку его прямой темой было лишь образование доминанты, а не состояние и развитие доминанты, профессор был прав, указывая, что в этот момент – "заранее", т.е. в момент возникновения доминанты, – дело не в сильном возбуждении центра, а я" некоей (не объясняемой им далее) "способности" усиливать (копить) свое возбуждение. Да, в этой начальной фазе доминантный центр проявляет своего рода "голод", "ненасытность" к разнообразнейшим, идущим оттуда и отсюда раздражениям. Однако это различение лишь возвращает нас к уже рассмотренной логической трудности: в созревшей, сформировавшейся доминанте налицо все-таки не только способность центра усиливать (копить) свое возбуждение, но тем самым налицо усилившееся, усиленное возбуждение, а вместе с ним и неминуемо наступающее превращение возбуждения в торможение.

Никуда не скрыться от этой трагической перспективы – от неумолимой внутренней логики принципа доминанты. А. А. Ухтомский все время пытался отбиться и укрыться от нее. Это отчасти относится и к трактовке им понятия парабиоз. Вот любопытное примечание от редакции при посмертной публикации нескольких его статей: "В некоторых статьях, относящихся к 30-м годам, А. А. Ухтомский дал повод к распространению представлении о парабиозе как о состоянии "чрезмерного возбуждения" или "перевозбуждения". В последние годы своей жизни он настойчиво боролся с таким представлением, усматривая вместе с Введенским в парабиозе состояние своеобразного возбуждения – местного, стойкого и неколебательного характера". Разумеется, это разграничение вполне оправданно, но остается впечатление, что в слишком настойчивом противопоставлении количественного критерия возбуждения его данному качественному своеобразию отдаленно проявляется стремление избавиться все от той же дилеммы: ведь "перевозбуждение", влекущее в парабиоз, это и есть роковое предопределение доминанты.

Учтя все сделанные ограничения, мы видим, что доминанта утратила свою универсальность, напротив, шаг за шагом сводится все к более узкому диапазону явлений. Перед этой очевидностью крупнейший представитель школы А. А. Ухтомского профессор Н. В. Голиков вынужден настаивать на различении двух разных понятий: "принципа доминанты" (всеобщих доминантных закономерностей в работе нервных центров) и "состояния доминанты". Первому понятию он готов придать самый универсальный характер, "любой условный и безусловный рефлекс подчиняется закономерности доминанты", но это нечто трудно отличимое от начальной иррадиации и последующей концентрации по И. П. Павлову, а состояние доминанты – узкая, отчетливо наблюдаемая группа явлений: это такая рефлекторная реакция, которая обладает инерционностью, персистирует (настаивает), т.е. является известное время текущим рефлексом, определяющим поведение организма на более или менее длительный срок. Доминанта на деле свелась к обязательному наличию четвертого признака -инертности, признака довольно специфического, представляющего скорее отклонение от нормы, чем норму. Раз так, не ближе ли к истине был Н. Е. Введенский, назвавший нечто подобное истериозисом и видевший в нем именно аномальное состояние в нервных путях?

И все же весь наш анализ имеет целью не критику теории доминанты, а, наоборот, подготовку предложений, которые сняли бы указанные трудности.

В основе учения А. А. Ухтомского лежат логически безупречные выводы и задачи, но это учение, как показано выше, содержит в своем нынешнем виде отрицание себя, следовательно, требует какого-то дальнейшего развития.

Один из самых близких учеников А. А. Ухтомского, профессор Э. Ш. Айрапетьянц, к 90-летию со дня рождения учителя написал его научный портрет. Там есть, между прочим, такое сопоставление с другими великими русскими физиологами: "Можно допустить следующую постановку вопроса: были ли бы физиологами такого взлета теоретической мысли И. П. Павлов и Н. Е. Введенский, если бы они не имели бы физиологической лаборатории, не ставили бы ежедневно опыты, не имели собственных экспериментальных рук, не участвовали бы в опытах своих сотрудников? Конечно, нет! Был ли бы тем, чем есть, академик А. А. Ухтомский, если по тем или иным обстоятельствам он не имел возможности длительно, годами посещать лабораторию и не то что самому не ставить, но и не видеть течение опытов? Безусловно, да. А где обобщать факты – в Рыбинске или на 16-й линии, по кривым и протоколам своих и чужих сотрудников, – профессору Ухтомскому было совершенно все равно".

Дело в том, что физиология нервной системы и нервной деятельности – это не только отрасль знания, естествознания, это способ мышления, способ детерминистического подхода к явлениям жизни и психики. Следовательно, это либо добывание новых фактов для переосмысления прежде известной совокупности, либо подход с новой позиции к уже выявленным фактам, в обоих случаях это прежде всего особый способ мышления – строго естественнонаучный с дальним прицелом на психику человека.

Две идеи привели А. А. Ухтомского к конструированию теории доминанты.

Первая идея. "Старая физиология разложила центральную нервную систему на множество отдельных рефлекторных дуг и изучала каждую из них в отдельности. Перед нею стояла задача, как из этого множества механизмов может слагаться для каждого отдельного момента единство действия. Не отвлеченное единство, а всегда вновь и вновь интегрирующееся объединенное действие около определенного вектора". "Из механического представления о рефлексе не построить координированного целого нервной системы: координацию не удается понять как вторичный продукт механической работы: фактически координация дана уже в самом элементарном из рефлексов как след его работы в целом... Было бы крайне неправильно из выделенной частности пытаться строить целое. Напротив, частность приобретает смысл лишь постольку, поскольку мы откроем ее роль... в целом, которая координирует ее с подобными же другими частностями".

Это обновление идеи рефлекторной дуги означало, что отныне мы будем считать средней частью дуги не те или иные центры мозга, а мозг как таковой, мозг в целом. Мало сказать, что всякий очаг возбуждения теперь мыслится как синхронная и ритмически самонастроенная активность целой совокупности весьма разнообразных центров, расположенных на разных этажах нервной системы – в спинном мозгу, в нижних, средних, высших отделах головного мозга, в автономной системе (констелляция центров). Главное, что это возбуждение, раз только оно налично или подготовлено, подкрепляется всевозможными поводами и впечатлениями, "не идущими к делу", "случайными", т.е. по старой физиологической теории принадлежащими к совсем другим рефлекторным дугам. Доклад "Доминанта как фактор поведения" (1927 г.) Ухтомский начал превосходным противопоставлением старому представлению о центральной нервной системе как агрегате громадного количества достаточно постоянных в своем нормальном функционировании рефлекторных дуг нового представления, которое не видит ничего ненормального в том, что на деле, в эксперименте, вызывая какую-либо рефлекторную дугу, мы наблюдаем весьма разнообразные эффекты, далеко не постоянные и иногда даже прямо противоположные тем, какие мы спервоначала от них ожидаем. В традиционных школах, в частности в английской, возникло учение о рефлекторных "извращениях", и тема эта чрезвычайно оживленно разрабатывается, так как отклонения функционирования рефлекторных дуг от того, "что им по штату полагается", отклонения, доходящие даже до противоположности, расцениваются как интересные исключения, аномалии, извращения по отношению к норме для каждой рефлекторной дуги, рассматриваемой как основное явление, как постоянно функционирующий аппарат. "Та школа, к которой я принадлежу, – писал А. А. Ухтомский, – школа профессора Введенского, отнюдь не смотрит на извращения эффекта на одном и том же физиологическом субстрате как на нечто исключительное и анормальное. Она считает их общим правилом...". Еще бы, где бы ни начиналась рефлекторная дуга, она в средней части имеет дело с состоянием целого мозга, которое и направляет ее дальнейшее развертывание, ее заключительную часть. По крайней мере так дело представляется для начальной стадии формирования доминанты. Мы уже знаем, что в дальнейшем ее формировании приходится допустить либо ее угашение от избыточного притока раздражении, либо вступление в действие отсева "не идущих к делу" раздражении, что лишает содержания все сказанное выше, ибо возвращает нас к биологически "нормальной", "правильной" рефлекторной дуге.

Вторая идея. "Как может осуществиться такое единство реакции? Для этого нужно, чтобы множество других реакций было заторможено, а открыт был путь лишь для определенной: а) фокус повышенной отзывчивости;

б) сопряженное торможение". "Мы оказываемся... перед совершенно своеобразным сочетанием центральных работ. Достаточно стойкое возбуждение, протекающее в центрах в данный момент, приобретает значение господствующего фактора в работе прочих центров: накапливает в себе возбуждение из самых отдаленных источников, но тормозит способность других центров реагировать на импульсы, имеющие к ним прямое отношение". Сопряженные торможения – это "целая половина" принципа доминанты. "Суммирование... возбуждений в определенном центре сопряжено с торможениями в других центрах". Доминантные изменения – это двойственные реакции: "Нарастающее возбуждение в одном месте и сопряженное торможение в другом месте". "При развитии доминанты посторонние для доминирующего центра импульсы, продолжающие падать на организм, не только не мешают развитию текущей доминанты, но и не пропадают для нее даром: они используются на подкрепление ее и текущей рефлекторной установки, т.е. на вящее стимулирование доминирующей деятельности и на углубление сопряженных торможений в других рефлекторных дугах".

Здесь не случайно вторая ведущая идея А. А. Ухтомского иллюстрируется с помощью подбора его высказываний, цитат. Необходимо ясно показать читателю, что именно великий физиолог сказал, так как дальше придется говорить о том, чего он недосказал, – о недостававшем ему шаге. Вот еще отрывок о той же идее неразрывности двух половин явления доминанты. "Симптомокомплекс доминанты заключается в том, что определенная центральная группа, в данный момент особенно впечатлительная и возбудимая, в первую голову принимает на себя текущие импульсы, но это связано с торможениями в других центральных областях, т.е. с угнетением специфических рефлексов на адекватные раздражители в других центральных областях, и тогда множество данных из среды, которые должны были бы вызвать соответствующие рефлексы, если бы пришли к нам в другое время, остаются теперь без прежнего эффекта, а лишь усиливают текущую доминанту (действуют в руку текущего поведения)". Без понятия сопряженных торможений (А. А. Ухтомский обычно говорит это во множественном числе) нет и принципа доминанты. Не это ли понятие виновно в охарактеризованном выше парадоксе учения о доминанте?